Шибко бегуча лодка!

В МОИХ путешествиях по таежной Сибири неоднократно возникали казусные ситуации из-за того, что собеседники просто-напросто не понимали друг друга. Хотя говорили между собой на русском языке. Вот, например, такой случай.

Плыл по Бирюсе. На реке повстречался со старовером. Он то и сказал мне, что у него дома живет косуля. Напросился ее сфотографировать. Пришел под вечер. За заборчиком двое детей. Мальчишка и девчонка. Спрашиваю их:

-- Папа, дома?

А они недоуменно пожимают плечами и возмущенно отвечают:

-- Нет у нас никакого «папы»! И никогда не было!

-- А косуля у вас живет?

-- И косули у нас нет!

Подумал, что ошибся домом. Но, пройдя немножко дальше, понял свою языковую ошибку. Вернулся и спросил детей, учитывая староверческо-сибирский лексикон.

-- Тятя, дома?

-- На лодке уплыл, -- тут же ответила мне девочка.

-- А козу без него посмотреть можно?

-- Можно! – радостно воскликнули дети. И через несколько секунд косуленок -- таежная козочка -- уже прыгал по капустным грядкам.

В этом же регионе староверы бок о  бок живут с коренными ангарцами. Общаясь с ними еще больше можно оконфузиться. Потому что в их колоритном говоре очень много удивительных слов, отсутствующих в нашем нивелированном лексиконе. Например, «рукотерник» -- полотенце, «задергушка» -- оконная занавеска, «мигушка» -- керосиновая лампа, «хмелило» -- водка, «ушкан» -- заяц, а вот «жаба» -- это голод.

Мужа коренные ангарки величают «родимый». А вот если скажут ласково-преласково: «вилюча ты блажница» -- это означает «лживая, скандальная женщина»… Некоторые гости потом сильно жалеют, что общение шло без переводчика, и не оценили они всего многообразия и потайного смысла удивительного ангарского говора. Особенно, когда что-нибудь подобное, о тебе было сказано. Потому что ангарцам свойственен не только особый говор, но и подковыристый юмор. И не всегда поймешь, когда они шутят, а когда говорят серъезно, приправляя все своими доморощенными прибаутками.

Дед Василий Сизых, прочитав в газетке, что в городе гидростроителей Кодинске прошли игры КВН, спросил меня:

-- А из Кежмы никого не было, знашь пошто? И, не дожидаясь ответа, сам же и продолжил:

-- Команда не комплектная получается. Все находчивые давным-давно уехали. Остались только веселые.

-- Вы -- из веселых, выходит?!

-- Не-е-т. Я из другой лиги. Из чалых да драных.

А вот еще случай. Как-то с московскими художниками поехал «на натуру» к мысу Поп. Один из них решил поплавать на лодке. Спросил у стоявшего на угоре деда: «Можно?» «Можно, – отвечает тот. Но смотри, вот эта -- шибко бегуча!» Художник Николай ее и взял, как самую быструю. Отплыл от берега и стал… тонуть. Только ведь дед честно предупредил о ее шибкой дырявости. «Бегуча» лодка потому, что в ней вода из всех щелей бежит…

«Безвестным народом» назвал своих земляков-ангарцев писатель Валентин Распутин. Потому что официально такого этноса нет. А говор -- есть. Причем ученые его называют уникальным. Принесли его с собой сибирские первопроходцы и переселенцы из Европейской России. Но там, где взяли, -- почти ничего уже не осталось. А в сибирской глухомани старорусское наречие выжило.

Это сегодня Кежемский район находится на географической обочине, а раньше стоял на главной дороге. По Ангаре прошли почти все экспедиции землепроходцев. Вверх по реке тащили груженые лодки-илимки. Вниз, через пороги, лоцманы проводили для Московии караваны с пушниной, кедровым орехом, костью мамонта и диковинным чаем из Китая.

В одном месте мне даже показали старую бурлацкую тропку. Натоптали почти за четыре столетия. Еще и в середине прошлого века иногда использовался такой способ доставки грузов. Из-за него все старые деревни отстояли одна от другой по одной мерке. По времени дневного таска -- волока. Правда, Ангара не Волга, и здесь тех, кто на бечеве тянул лодки, называли лямочниками. А вовсе не бурлаками.

В начале девятнадцатого века ходовая дорога Сибири -- Ангара -- была предана забвению. Весь грузопоток пошел по построенному на юге Сибирскому тракту, а затем и Транссибу. Но обосновавшиеся в Приангарье люди -- остались. Они не познали ни феодального гнета, ни крепостного права. Их даже в рекруты не брали. Боялись, что ссылаемые сюда «политические» вконец испортили вольный народ.

Что правда, то правда: ангарцы никогда не кланялись ни перед какой властью. Даже в советское время всевозможные исполкомы, парткомы, профкомы, райкомы здесь между собой именовали «шаткомами». Слово одно, но с каким смыслом! Все в себя вобрало: и обычную шаткость, и дурную силушку медведя-шатуна.

Поразительно, но в лексиконе ангарских старожилов Кежемского района до сего дня полным-полно забытых старорусских слов. Судьба их сложилась так, что оказались они надолго отдаленными от привычного мира. Таежные монахи без монастырей. Поэтому язык их и сохранил уникальную российскую самобытность. Но даже в условиях сибирской глухомани говор их не остался в неизменности. Он тоже менялся, но по своим законам, и потому ангарцы, как и староверы, с трудом понимают язык, на котором писал свое жизнеописание знаменитый протопоп Аввакум. Близкий язык. Русский, но заметно другой. А ведь с той поры прошло всего лишь три с половиной века. Но язык изменился кардинально.

Наверное, и написанное нами, будет точно также восприниматься будущими поколения россиян… С непониманием и удивлением.

Олег Нехаев